– Не могу, Фар, пожалуйста, даже не проси! Это невозможно! Прости!
– Эли… – начал было совсем не мой, как выясняется, фиолетовый, но тут вернулся муж этой самой Эли.
Я гадала всю дорогу обратно во дворец – ну чего он такого от неё хотел? Невозможного-то. Неужели встретиться наедине? Эх, Фар, Фар… А вдруг наоборот? Он ей: оставь меня в покое, я Лесю люблю! А она ему: нет-нет, это невозможно, я всю жизнь буду несчастна… и всех вокруг тоже такими сделаю! Да, фантазёрка ты, Леська.
– Леся? – позвал Фар, вырывая меня из задумчивости. Оказывается, мы уже пришли, и я какое-то время меряю шагами покои, а Фар уже даже успел снять рубашку и направляется в ванную комнату.
– Почему не было бабочек? – я быстро подошла к нему и решительно ткнула пальцем в грудь. – Ни одной чёртовой бабочки! Почему?
А что? Я больше не могу жить в такой неизвестности. А если спросит, почему они, собственно, должны были быть, свалю всё на Элинду. Заодно, глядишь, что интересное узнаю.
Фар опустил взгляд на мою руку, аккуратно её взял, и вместо того, чтобы убрать, положил себе на плечо. И глаза у него сделались такие, что я поняла – сейчас он меня поцелует, а вопрос так и останется без ответа. А мне надо. Мне важно. Очень. Так что я сняла руку и сделала шаг назад.
Фар пожал плечами и преследовать не стал. Нет, разочарование – это не моё. Подбросили. Точно не моё…
– Бабочки, – сказала я сердито.
– Леся, – как-то укоризненно-насмешливо посмотрел Фар, – плохой из меня был бы маг, если бы мои эмоции могла читать каждая бабочка!
И скрылся в ванной. А я… А что я? Легче мне не стало. Может, уже спросить прямо?
Утром я не могла себя заставить поднять на Фара глаза. Вовсе не из-за вопросов про бабочки, про это я вообще забыла, потому что ночью было такое… такое… этакое. Рассказываю.
Мне не спалось. Просто не спалось. Я не металась в волнениях, не грустила, не переживала, и даже пить и в туалет тоже не хотела. И любоваться в неверном свете луны на сопящего рядом мужчину тоже не хотела, и так слишком много о нём думается. Можно, конечно, было бы встать. Но что делать-то? В голову мне пришли только упражнения, и я, закрыв глаза, раз за разом пыталась дотянуться до разлёгшегося рядом фиолетового огня, и всё безрезультатно. Так я провела почти час и не заметила, как уснула.
А снился мне Замок. Я-Фар шла… нет, шёл, а ещё вернее – шли, потому что я ощущала себя скорее гостем, подглядывающим за хозяином в замочную скважину, почти как с полётом и тем орлом; так вот, мы шли. Какой-то бесконечной чередой комнат, и я откуда-то знала, что выйти отсюда можно только с позволения хозяина Замка, и есть ещё подземелья, куда сам Фар не любит ходить. Не боится, нет, просто тошно и муторно ему там, а появляться надо.
В одной из комнат к нам вдруг бросилась какая-то девушка, она что-то говорила, какую-то чушь про то, что ей некуда идти, про защиту Замка, но при этом так смотрела, что мне хотелось поинтересоваться её номером в очереди желающих отдаться, а то вдруг раньше времени лезет, и вообще, Фар, между прочим, просил за мной не занимать! А когда она потянулась к туманным крыльям, мне захотелось её укусить. Наверное, именно тогда хозяин Замка и понял, что за ним нагло подсматривают, но сразу никак этого не показал. Зато через десять минут, когда мы оказались в спальне – а чем ещё может быть комната с кроватью, меня как-то тряхнуло, завертело, и вот уже я смотрю не глазами Фара, а в его глаза. В которых плещется удивление и какое-то злое веселье.
– Лесечка, – сказал он. – Какой приятный сюрприз! Я пропустил тебя через защиту, чтобы ты тренировалась днём, а не шпионила за мной ночью!
Я на всякий случай опустила взгляд – тело, кажется, действительно моё. И одетое в ту самую рубашку, в которой я ложилась спать, это как-то успокаивает. А Фар-то хорош, глаза нормальные, а крылья имеются, и рисунка на коже не видать, и так он вообще волшебный и неотразимый. Вот только злой, и злой на меня.
– Я, честное слово, случайно, – пробормотала и сама неприятно поразилась. В уме это звучало куда убедительнее и правдоподобнее.
– Допустим, – сказал Фар и сделал шаг ко мне. Я сделала шаг назад, под коленки ткнулась кровать, и я осела на неё. Надо как-то сматываться, – пришла здравая мысль. Вот только я без понятия, как это сделать. Может, просто выйти за дверь?
– Я, пожалуй, пойду, – примирительно улыбнулась, отводя глаза. Как-то он на меня так смотрит, что я уже и не знаю, куда податься: то ли за дверь, то ли вот тут на кровати пособлазнительнее разлечься в надежде на эротическое приключение. Это же сон, хоть и странный, могу я хоть во сне?
– Нет, – с удовольствием сказал Фар. – Ты никуда не пойдёшь, пока я не разрешу.
– С твоего разрешения я пойду, – исправилась я. Почему-то, впрочем, не торопясь слезать с кровати.
– Леська, – сказал он. Как-то так жарко и жадно сказал, и оказался совсем рядом. И всё. Все разумные и полуразумные мысли оставили глупую Лесину голову, остались только развратные. И сдержать их было некому.
Это было… было… жарко. Страстно. И в высшей степени в кайф. Возможно, потому что это был сон, и значит, можно было не париться – а что же подумает настоящий Фар, если я сделаю так, или попрошу его вот так вот, вот здесь вот, или буду стонать, а то и вовсе кричать. Он, мой воображаемый любовник из сна, был бесподобен: достаточно чуток, чтобы прислушаться ко мне, считать даже то, о чём я не сказала, и дать это всё, и при этом достаточно бесстыден и самоуверен, чтобы не забыть и о собственном удовольствии.
Я была в восторге. И где моё подсознание раньше было, если могло выдавать такие сны?